Милашин. Все, что вам угодно; я для вас готов жизнью пожертвовать.
Марья Андреевна. Должно быть, на словах только? Я целый час прошу вас уйти, а вы все ни с места.
Милашин. Сейчас, сейчас! (Берет шляпу.) Прощайте! (Идет, потом возвращается.) Марья Андревна! Умоляю вас, скажите, зачем вам хочется одной остаться?
Марья Андреевна. Иван Иваныч, мы поссоримся!
Милашин. Виноват, виноват! (Несколько времени стоит.) Позвольте вашу ручку поцеловать на прощанье.
Марья Андреевна. С удовольствием!
Милашин целует, потом уходит.
Марья Андреевна (одна). Наконец-то ушел. Бедный Владимир! Какой-нибудь Милашин смеет рассказывать про него, рассуждать об его поступках… Это ужасно! Он, бедный, нигде не находит сочувствия. Оттого, что он выше всех стоит, ему душно в этом обществе, – ему все завидуют. Я так его люблю в эту минуту, что, кажется, всем бы для него пожертвовала. (Задумывается.) Однако что же он нейдет? (Садится у окна и смотрит.) Это, кажется, он! Брошусь ему на шею прямо, ни об чем не думая! (Отходит на середину комнаты.)
Входит Мерич. Она робко подходят к нему.
Марья Андреевна и Мерич.
Марья Андреевна. Как я рада! Как я ждала тебя, Владимир!
Мерич. Мы одни?
Марья Андреевна. Одни.
Мерич целует ее.
Ах, сколько передумала я, перечувствовала со вчерашнего дня – ты не поверишь. Мне хочется пересказать тебе это поскорей, поскорей – я боюсь забыть.
Мерич. Что же такое ты перечувствовала?
Марья Андреевна. Ты, может быть, будешь смеяться – смейся, пожалуй. Пойдем сядем к окну, оттуда видно будет, как маменька пойдет.
Мерич. А ты меня поцелуешь еще разик?
Марья Андреевна. Хоть десять раз, только поговорим немножко о моем положении.
Мерич. Ну, поговорим. Что же ты мне будешь рассказывать?
Марья Андреевна. Я тебе хотела много, много сказать. Вчерашнее наше свидание так было коротко, так много я думала о тебе вчера вечером, ночью, нынче поутру… а теперь я так взволнована: мне кажется, я уж рее позабыла.
Мерич. Ну и хорошо, что позабыла.
Марья Андреевна. Ах, вообрази, Владимир! Вчера вдруг явился какой-то урод, говорил об музыке, об Литературе, хотел мне конфект привезть. Каково было мое положение! Препротивный! Маменька за ним ухаживает… Да ты меня не слушаешь!…
Мерич. Я гляжу на твои глазки. Какие они у тебя хорошенькие. Так и хочется поцеловать. Я помню другие такие глазки… Она умерла… Бедная женщина! Ну, да что толковать о прошедшем: будем пользоваться настоящим. Ах, Мери, много я пережил… Я боюсь, хватит ли у меня сил, чтоб отвечать твоей детской любви. Если б я встретил тебя, Мери, года два тому назад!…
Марья Андреевна. Да ты выслушай, ради бога.
Мерич. Хорошо, хорошо – слушаю.
Марья Андреевна. Приехал этот Беневоленский. Он груб, необразован – просто ужас!
Мерич. Мери! Ведь это скучная материя. Зачем нам на эти пустяки терять драгоценное время?
Марья Андреевна. Да как же мне быть с этим Беневоленским? Я просто его боюсь.
Мерич. Стоит об этом думать! Тебе что за дело до этого Беневоленского?
Марья Андреевна. А маменька-то? Как же мне быть с маменькой-то? Ах, Владимир, ты многого не знаешь и не хочешь слушать.
Мерич. Что мне знать! Я знаю только одно, что ты меня любишь; а если ты меня любишь, то я не думаю, чтоб ты пошла за Беневоленского.
Марья Андреевна. Но все-таки я в очень неловком положении. Посоветуй, что мне делать.
Мерич целует ее в плечо.
Ах, Владимир, кабы ты знал, как мне тяжело, а ты все с нежностями!
Мерич. Ах, боже мой, Мери, я люблю тебя! Я рад случаю, что застал тебя одну, а ты мне рассказываешь про маменьку, про женихов каких-то; да какое мне дело до них? (Целует опять в плечо.)
Марья Андреевна (уклоняется от него). Тебе, кажется, и до меня нет никакого дела, потому что ты не хочешь войти в мое положение. Бог с тобой!
Мерич. Ты сердишься… И это любовь!
Марья Андреевна. А это любовь, что ты меня слушать не хочешь? (Плачет.)
Мерич. Вот и слезы! Раненько! (Садится на стул.) Впрочем, я так и думал! Это уж обыкновенная история! Вот любовь-то ваша! Сначала признания, страстность, а потом – либо папенька, либо маменька, или там жених какой-нибудь. (Молчание.)
Марья Андреевна. Владимир! Ты сердишься?
Мерич. Нет, я уж привык к этому. И тебе не жаль меня, Мери? Я уж и так измучен жизнью, а ты мне не хочешь доставить ни одной минуты неотравленного удовольствия.
Марья Андреевна. Не сердись, Владимир… Помиримся. (Целует его.) Мало тебе этого?
Мерич. Очень мало.
Марья Андреевна целует его еще несколько раз.
Смелей, Мери, смелей! Вот теперь я вижу, что ты умная девушка. Ах, Мери, я вспомнил одну женщину: вот это была любовь!
Марья Андреевна. Зачем же ты мне это говоришь? Ты думаешь, мне это приятно слышать?
Мерич. Что ж это? Ревность! Ты разве ревнива? Я очень люблю дразнить ревнивых женщин.
Марья Андреевна. Нет, это не ревность, а мне обидно, что ты говоришь о других женщинах в то время, когда я к тебе ласкаюсь. Ты и про меня также станешь рассказывать…
Мерич. За кого же ты меня принимаешь! Нет, Мери, мне уж некого больше любить. Поцелуй меня, Мери!
Марья Андреевна. Довольно, Владимир, довольно. Лучше поговорим о чем-нибудь.
Мерич (садится рядом с ней и обнимает ее). О чем говорить, о чем говорить?